К ВОПРОСУ О МОДАЛЬНОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

 

   ПОД- СЕКЦИЯ 5 Языковедение и иностранные языки

                                             

Парамонова В.С.

                                         старший преподаватель кафедры филологии

                                                                                    Урюпинский филиал

                                    Волгоградского государственного университета

 

     К ВОПРОСУ О МОДАЛЬНОСТИ  ХУДОЖЕСТВЕННОГО  ТЕКСТА

 

 В отечественном языкознании, вслед за А.М. Пешковским, категория модальности долгое время связывалась только с понятием отношения говорящего к той связи, которая устанавливается им между содержанием данного высказывания и действительностью. В настоящее время модальность изучается как комплексная и многоаспектная категория [см. 5, c. 120-121]. Под модальностью понимаются языковые явления, которые определенным образом – грамматически, лексически, интонационно – выражают отношение сообщаемого к действительности либо говорящего к сообщаемому, либо отношение между субъектом и его действием [3; 7 и др.].

Модальность, будучи широкой семантической категорией, находится в центре многих лингвистических исследований, посвященных проблемам художественного текста [1]. Особенно заметным этот интерес стал в последние десятилетия в связи с активной разработкой функциональной семантики и развитием когнитивной лингвистики, а последовательная антропоцентрическая направленность современных лингвистических исследований привела специалистов к активному изучению модальности текста, в первую очередь художественного [см. 6; 8].

С.С. Ваулина отмечает, что весьма актуальным становится изучение средств выражения различных оценочных значений, среди которых весьма приоритетными являются модальные значения, обеспечивающие контакт высказывания с внеязыковой деятельностью. В первую очередь речь идет о значениях ситуативной модальности (возможность, желательность, необходимость), выражающих соответствующие аксиологические категории и выполняющих поэтому важную оценочную функцию [4, c. 413].

Анализ функционально-семантических особенностей глагольных временных форм, употребленных в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина», проводится с учетом понятия интенциональности. Мы рассматриваем интенциональность как субъективную направленность сознания на действие, когда говорящий представляет себя в качестве субъекта, выражая свое отношение к  производимым им действиям, испытываемым состояниям или приписываемым ему признакам.

Понятие субъекта рассматривается нами с учетом интенциональных функций временных глагольных форм, соотносящих действие с говорящим в определенный момент его речи. В качестве основной единицы анализа выступает глагольная словоформа, выражающая время осуществления действия в его прямом или опосредованном отношении к субъекту. Такая словоформа, соотносимая в тексте с субъектной позицией, в свою очередь, связана с выражением определенной коммуникативной роли (1-го, 2-го ли 3-го лица).

Для нас методологически значимым является мнение А.В. Бондарко об интенциональных функциях грамматических форм в их отношении к смысловому содержанию высказывания [2, c. 141-144]. Приоритетными в процессе анализа являются факторы влияния интенциональности сознания субъекта на реализацию семантического потенциала глагольных форм времени в контексте, отражающем темпоральную ситуацию.

Учет семантических особенностей рассматриваемых глагольных словоформ с опорой на денотативный аспект позволил выделить несколько разновидностей субъекта: субъект сообщаемого факта, субъект факта сообщения, субъект оценки. В   каждом    случае   употребления    глагольных   словоформ в  романе Л.Н. Толстого мы устанавливаем не только связь действия с тем или иным типом субъекта, но и влияние интенциональности сознания субъекта на характер осуществления действия по отношению к моменту речи.

       Глагольные формы, употребляющиеся в значении настоящего постоянного действия, констатируют наличие того или иного интенционального отношения, не связанного с временными ограничениями. При обозначении этого действия отсутствует указание на его протекание в момент речи, то есть момент речи специально не выделяется.             Употребление глагольных форм в значении настоящего постоянного действия  обусловлено интенциональностью сознания как модального отношения субъекта к сообщаемому факту.

         К модальным значениям относятся все те значения, в которых заключено отношение говорящего к тому, о чем он сообщает. Это – субъективно-модальные значения. Субъективная модальность, то есть отношение говорящего к сообщаемому, выражается самыми разнообразными языковыми средствами: специальными синтаксическими конструкциями, словопорядком, повторением слов, сочетаниями знаменательных слов с частицами, с междометиями, вводными словами и сочетаниями слов («модальные слова»). В сферу модальности включаются глаголы и предикаты, своими лексическими значениями выражающие возможность, желание, долженствование, необходимость или вынужденность, предстояние, готовность: можно, нельзя, надо, должен, обязан, может, хочет, желает, следует, (не)годится, надлежит, подобает. В смысловой структуре рассматриваемых глаголов актуализируются дифференциальные семы 'отнесенность действия к говорящему', 'отнесенность действия к адресату' и 'отнесенность действия к объекту речи'.

В предложении «<…>, а когда он тут, он не может, не смеет любить меня» (Толстой 2007, т. 2: 255) глагольные словоформы настоящего неактуального времени не может и не смеет любить обозначают настоящее постоянное действие, когда отсутствует указание на его протекание в момент речи, то есть момент речи специально не выделен. Данные глагольные словоформы употреблены в форме 3-го лица ед. ч. настоящего времени, которая свидетельствует об актуализации в смысловой структуре данных словоформ семы ‘осуществление действия, не связанного с временными ограничениями’. Помимо этого происходит актуализация дифференциальной семы ‘отнесенность действия к объекту речи’, в качестве которого выступает субъект факта сообщения, выраженный личным местоимением 3-го лица ед. ч. (он). Интенциональность сознания субъекта факта сообщения представлена как  его модальное отношение к своим действиям (не может, не смеет любить). В этой ситуации происходит актуализация модальных значений невозможности  (не может) и долженствования (не смеет любить = не должен любить).

Глагольные формы, употребляющиеся в значении настоящего абстрактного, обозначают повторяющееся, обычное, типичное действие, представленное в широком плане настоящего времени, не связанного с моментом речи. Настоящее абстрактное заключает в себе отвлечение от конкретных действий, осуществляющихся в определенный период времени: к широкому плану настоящего времени относится неопределенный ряд повторений какого-либо действия.

       В предложении «Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать (Толстой 2007, т. 2: 127) глагольная словоформа не могу ехать употреблена в форме 1-го лица ед. ч. настоящего времени, которая свидетельствует об актуализации в смысловой структуре данной словоформы  семы ‘осуществление повторяющегося действия, представленного в широком плане настоящего времени, не связанного с моментом речи’. Помимо этого происходит актуализация дифференциальной семы ‘отнесенность действия к говорящему’, которая свидетельствует о субъекте сообщаемого факта, выраженном личным местоимением 1-го лица ед. ч. (я). Интенциональность сознания субъекта сообщаемого факта, в качестве которого выступает говорящий, представлена как его модальное отношение к своему действию.

Глагольные формы прошедшего времени, в отличие от форм настоящего времени, являются потенциально личными, поскольку свою субъектную направленность они получают в условиях речевого контекста.

Перфектное употребление форм прошедшего времени выражает действие, которое относится к прошлому, а его результат – к настоящему. Темпоральная ситуация связана с обозначением действия, которое представлено как произошедшее в прошлом, а его результат проявляется  в настоящем. В данном случае наблюдается взаимодействие грамматической семантики прошедшего времени и совершенного вида, обусловливающее совмещение темпоральной и аспектуальной ситуаций.

В предложении «Князь, казалось, имел сказать еще многое, но как только княгиня услыхала его тон, она, как это всегда бывало в серьезных вопросах, тотчас же смирилась и раскаялась» (Толстой 2007, 1: 137) глагольные словоформы услыхала, смирилась, раскаялась употребляются в форме 3-го лица ед. ч. прошедшего времени, которая свидетельствует об актуализации в смысловой структуре данной словоформы семы ‘осуществление действия, относящегося к прошлому, а его результат – к настоящему’. Помимо этого происходит актуализация дифференциальной семы  ‘отнесенность действия к объекту речи’, в качестве которого выступают два субъекта факта сообщения, репрезентируемые существительными князь и княгиня. Наречие тотчас же подчеркивает  внезапное наступление действия. Глагольная словоформа прошедшего времени несовершенного вида имел сказать употребляется в модальном значении «хотел сказать». Вводно-модальное слово казалось подчеркивает вероятность того, что субъекту факта сообщения (князю) было что сказать. Глагольная словоформа прошедшего времени несовершенного вида бывало и наречие всегда указывают на постоянное действие. Интенциональность сознания субъекта представлена как его модальное отношение к сообщаемому, которое связано с желанием подчеркнуть значимость разговора между субъектами факта сообщения (князем и княгиней).

       Аористическое употребление форм прошедшего времени связано с обозначением произошедшего действия без указания на наличный результат. Взаимодействие грамматической семантики прошедшего времени и совершенного вида рассматриваемых форм свидетельствует о совмещении темпоральной и аспектуальной ситуаций, передающих единичное, произошедшее в прошлом действие, представленное как конкретный целостный факт.

          В предложении «Но и после, ни на другой, ни на третий день, она не только не нашла слов, которыми бы она могла выразить всю сложность этих чувств, но не находила  и мыслей, которыми бы она сама с собой могла обдумать все, что было в ее душе» (Толстой 2007, том 1: 166) глагольная словоформа не нашла употреблена в форме 3-го лица ед. ч. прошедшего времени совершенного вида, которая свидетельствует об актуализации в смысловой структуре данной словоформы семы ‘осуществление произошедшего действия без указания на наличный результат’. Помимо этого происходит актуализация дифференциальной семы ‘отнесенность действия к объекту речи’, в качестве которого выступает субъект факта сообщения, репрезентируемый личным местоимением 3-го лица ед. ч. (она).  Глагольная словоформа не нашла имеет переносное лексическое значение «понимать что-либо, приходя к какому-либо выводу, заключению, опираясь на интуицию, собственный опыт» и актуализирует модальное значение невозможности действия. Интенциональность сознания субъекта представлена как его модальное отношение к сообщаемому, связанное с невозможностью субъекта факта сообщения найти слова для выражения своих чувств.

Глагольные формы прошедшего времени несовершенного вида со значением действия как обобщенный факт употребляются в темпоральной ситуации, указывающей на план прошлого, не связанного с настоящим. Соотношение этой темпоральной ситуации с аспектуальной ситуацией, указывающей на план прошлого, свидетельствует о том, что для субъекта актуальным является не сам процесс протекания действия, а обобщенность результата произошедшего в прошлом действия.

       Например: «Степан Аркадьич мог быть спокоен, когда он думал о жене, мог надеяться, что все образуется, по выражению Матвея, и мог спокойно читать газету и пить кофе» (Толстой 2007, том 1: 18) глагольные словоформы мог быть спокоен, мог надеяться, мог читать употреблены в форме 3-го лица ед. ч. прошедшего времени, которая свидетельствует об актуализации в смысловой структуре данных словоформ семы ‘осуществление действия в прошлом как обобщенного факта’. Помимо этого происходит актуализация дифференциальной семы ‘отнесенность действия к объекту речи’, в качестве которого выступает субъект факта сообщения, репрезентируемый именем собственным и личным местоимением 3-го лица ед. ч. (он). Интенциональность сознания субъекта представлена как его модальное отношение к своим действиям. Типизированные словосочетания мог быть спокоен, мог читать, мог пить вносят в предложение модальный смысл возможности пребывания субъекта в состоянии спокойствия и осуществления действия. Кроме того, прослеживается динамика эмоциональных переживаний одного из персонажей романа – Степана Аркадьевича, который выступает в качестве субъекта сообщаемого факта.

          Употребление глагольных форм будущего времени связано с темпоральной ситуацией, указывающей на реализацию такого действия после момента речи говорящего. План будущего времени совмещается с аспектуальной ситуацией, в создании которой принимает участие совершенный вид, употребляющийся в конкретно-фактическом значении. Восприятие реально осуществимого будущего основывается на знании говорящего и логическом анализе реальной ситуации.

            В предложении «Мы с вами успеем по душе поговорить за чаем, we`ll have a cosy chat, не правда ли?» (Толстой 2007, том 1: 322) глагол успеть употреблен в форме 1-го лица мн. ч. будущего времени совершенного вида, которая свидетельствует об актуализации в смысловой структуре данной словоформы семы ‘осуществление реального действия после момента речи’. Помимо этого происходит актуализация дифференциальных сем ‘отнесенность действия к говорящему’ и ‘отнесенность действия к адресату’. Первая сема свидетельствует о субъекте сообщаемого факта, который выражен личным местоимением 1-го лица мн. ч. (мы). Вторая сема указывает на субъекта факта сообщения, репрезентируемого местоимением 2-го лица мн. ч. в творительном падеже (с вами). Интенциональность сознания субъекта сообщаемого факта, в качестве которого выступает сам говорящий, представлена как его модальное отношение к сообщаемому. Глагол успеем употребляется в модальном значении уверенности в возможности осуществления чего-либо. Сниженную степень категоричности утверждения  актуализирует  значение совместного будущего действия («мы с вами успеем»). Вопросительная частица не правда ли указывает на то, что говорящий хочет узнать, согласен ли с ним собеседник. Глагольная словоформа успеем  в сочетании с фразеологическим сочетанием по душе поговорить помогает выразить субъекту сообщаемого факта надежду на взаимное, дружеское общение.  

Таким образом, модальность, тесно связанная с категорией субъекта, помогает устанавливать смысловые связи высказывания и в целом всего текста с внеязыковой действительностью. Основным средством выражения такого взаимодействия выступают глагольные словоформы. Помимо этого модальность способствует выражению либо разных видов отношения субъекта к  сообщаемому, либо между субъектом и его действием. Особую роль фактор субъекта приобретает в художественном тексте, где он представлен в облике персонажей, которым свойственны антропоцентрические устремления, проявляющиеся  в различных субъективно-модальных значениях. Данное обстоятельство свидетельствует, в частности, о значимости фактора субъекта в процессе функционально-семантической реализации  глагольных форм времени в художественном тексте.

                                          

 

                                            Литература

1. Бабенко, Л.Г., Васильев, И.Е., Казарин, Ю.Б. Лингвистический анализ художественного текста / Л.Г. Бабенко, И.Е. Васильев, Ю.Б. Казарин. – Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. – 533с.

2. Бондарко, А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики: На материале русского языка / Рос. Академия наук. Ин-т лингвистических исследований / А.В. Бондарко. – М.: Языки славянской культуры, 2002. – 736с.

3. Бондарко, А.В. Модальность в системе категориальных единств / А.В. Бондарко // Сб. науч. Тр. / Под ред. С.С. Ваулиной. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2008. – С. 21 – 34.

4. Ваулина, С.С. Текстовая функция ситуативной модальности (на материале рассказов А.П. Чехова) / С.С. Ваулина // Функциональная семантика, семиотика знаковых систем и методы их изучения. 1 Новиковские чтения: Материалы Международной научной конференции. М.: Изд-во РУДН, 2006. С. 413 – 416.

5. Краснова, Т.И. Субъективность – Модальность (материалы активной грамматики) / Т.И. Краснова. – СПб.: Изд-во СПбГУЭФ,  2002. – 189с.

6. Мещеряков, В.Н. К вопросу о модальности текста / В.Н. Мещеряков // Филологические науки. 2001. № 4. – С. 99 – 105.

7.  Омельченко, С.Р. Глаголы модальной семантики в современном русском языке / С.Р. Омельченко // Научные школы Волгоградского государственного университета. Русский глагол: История и современное состояние / Науч. ред. С.П. Лопушанская. – Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 2000. – С. 272-287.

8. Солганик, Г.Я. К проблеме модальности текста / Г.Я. Солганик // Русский язык: Функционирование грамматических категорий. Текст и контекст: сборник научных трудов / Московский государственный университет. – М.: Изд-во МГУ, 1984. – С. 173-186.